НЕБОСКРЕБ

11 сентября скорбный день. В небоскребы вонзились самолеты. Нет, по другому, два достижения архитектурной и технической мысли столкнулись лицом к лицу. Это уже не факт мировой истории, а Событие метаистории. Это действительно Событие, обладающее своим субъективным смыслом. Оно есть Событие по той причине, что ничего объективного в нем нет, ведь объективность есть следствие какой-либо причины. Объективен дождь, ибо он есть следствие сгущения туч, тучи нагнал ветер, ветер принесло стечение атмосферных фронтов, атмосферные фронты вызваны еще чем-то и т. д. Однако, я пока отстраняюсь от причинно-следственной связи и вижу в факте вонзания самолетов в небоскребы субъективность События. Ничто не предвещало такой степени катастрофы. Катастрофы страны и цивилизации. Но само Событие повлекло за собой целый ряд следствий и последствий.

Событие, если оно действительно Событие, обладает следующими свойствами: схватывания, интенсивности и экстенсивности. Событие должно неминуемо отразиться во внутреннем строе бытия, и оно должно распространиться на события иные, оно отныне обладает свойством схватывания, субъективизации всего того, что, так или иначе, оказывается в поле притяжения. Вот моя интерпретация этому Событию.

Я достаточно давно схвачен трактатом Аристотеля «Топика». Это – логический трактат о принципах взаимодействия общих мест, по-гречески топосов. Топосы обладают разной структурой, они бывают родовые, видовые, собственные рода или вида, привходящие извне и т. д. Но самое главное состоит в том, что топосы взаимодействуют. Говоря современным языком, между ними устанавливается не только соподчинение, иерархия, но и коммуникативность, интеркоммуникативность, интервзаимодействие. На границе  интерсубъективной связи топосов рождается нечто третье, черты и значение которого мы можем логически вывести или предположить.

Для меня это Событие вызвало торможение хронотопа современной западной цивилизации. Отныне и с определенной точки зрения это Событие затормаживает время и движение пластики пространства. Небоскреб олицетворяет пространственную доминанту современной городской цивилизации, а самолет ее временную составляющую – скорость. Пространство и время разрушены или заторможены в Нью-Йорке, на Манхеттене. Необходим новый отсчет времени и пространства или их возобновление в новом режиме.

Оно – Событие – и именно оно влияет и будет влиять на все последующие хронотопы современной культуры. Скажем, война в Афганистане, мировой экономический кризис, окончание войны и выход из этого кризиса, возможное усиление России, Ирана, Китая и ослабление США и Западной Европы связаны напрямую с этим Событием. Другими словами, Событие выходит за исторические рамки онтологии современного мира, приобретая явные черты События метаисторического, а, быть может, и метафизического: наказал де Бог Америку, говорят некоторые.

Прежде всего, очевидно, что это Событие имеет цивилизационный характер. Оно направленно против устоев мировой цивилизации, ибо фигурантами События оказываются не только самолет и небоскреб, но микробы страшных болезней. Более того, сам характер События носит двойное назначение: во-первых, знаковое, когда будущее крушение западной цивилизации символически свершается на глазах у всего мира, и, во-вторых, попытка реального заражения населения. Я остановлюсь сначала на знаковости разрушения, т. е. собственно на Событии.

Почему самолеты врезаются в небоскребы всемирного торгового центра и в Пентагон? Ответ более чем ясен: во-первых, демонстрируется уязвимость и намерение. Месть тут отходит на второй план. Важно показать, сколь уязвима цивилизация в лице ее сильнейшего представителя. С Пентагоном все еще более ясно: военное ведомство, за плечами которого таится командная мощь самого сильного государство мировой цивилизации, также символически убивается.

Два убийства, слившихся в одно. Не важны человеческие жертвы. Важна манифестация даже не столько намерений, сколько уязвимости и символической смерти. Важно принесение жертвы.

Я не спрашиваю, кому это выгодно. Я спрашиваю, кто так мыслит, кто мыслит символически? Я спрашиваю: кому необходима столь изощренная манифестация смерти современной цивилизации?

Арабские террористы слишком примитивны для символического мышления. Они примитивны даже в пределах Ислама, изощренной культуры, мыслящей метафорой. Террористы мыслят исторически, им важно прямое достижение цели – убийство, локальный, не цивилизационный взрыв. Люди, покусившиеся на достижения современной цивилизации, мыслят метаисторически, их интересует не далекая цель, выходящая за пределы истории, а конкретная, стоящая вплотную к Событию. Мировой экономический кризис, разрушение цивилизационных устоев – вот первейшая цель. Событие наше лишь прелюдия к основному действу. И все-таки меня интересует само Событие. Почему именно небоскреб и почему именно самолет? Почему не атомная станция, не Ниагарский водопад, почему не нечто другое? Вопрос, на который должен быть дан более или менее вразумительный ответ.

Начнем с тезиса: я убежден в том, что небоскреб как явление архитектурной мысли и мысли вообще входит в пределы того, что я называю храмовым сознанием. Прародителями небоскреба в этом смысле являются такие смыслоформы, как Вавилонская башня, минарет, т. е. все, что принадлежит идее сакральной башни.

Имеет смысл говорить об идее башни, возведенной человеком во имя его первостепенной и утопической цели, невзирая на ее идеологическую, историческую или социальную окраску. Первой из таких башен была Вавилонская башня. Гордыня человека древности воздвигла ее. Сравнение Вавилонской башни и в целом культовых башнеобразных и свободно стоящих форм (минарет) с небоскребом способно выявить сходство не только отдельных топологических признаков, но и их устойчивых рядов. Скажем, гордыня (социальная, общекультурная, эсхатологическая) и башня – это уже начало топологического ряда, свойственного прошлому и настоящему мышлению. Единит их общее – храмовое сознание.

Топологический ряд, сцепленных мотивов, образов обладает особой значимостью вовсе не в семиотическом смысле, а в метафизическом, универсальном. Это не семантика, а синтактика, цепь знаков. Важно поэтому не значение отдельного проишествия, а значение События, составленного из ряда топосов. Храмовое сознание обладает целым рядом слившихся топосов. Идея свободно стоящей башни входит в один из таких рядов, пронизывающих всю культуру человечества. Где то мы наблюдаем сгущенность топологических признаков, а в современности мы сталкиваемся с их разряженностью. Однако отсутствие какой-либо константы в таком ряду с легкостью восстанавливается, ибо важнейшей является сцепленность, точно указывающая на отсутствующий элемент.

Топологическая сцепленность может быть выведена по следующим признакам: Город–Башня–Небо как утопическое пространство углубления для Человека, во имя которого предпринимается постройка подобной башни. Пространство и среда города всегда утопичны, это место-средоточение социальных и религиозных грез. Вершит же эти грезы, стоящая в центре башня, вначале одна – вавилонская, а затем и другие башни храмов и ратуш, минареты мечетей, высотные building’и современных городов. С этой точки зрения такая башня обладает изрядной долей машинерии, башней, которая одной своей формой призвана вырабатывать в умах людей различные горизонты будущего. Вспомним о башнях Вяч. Иванова, Малевича и Татлина. Это были башни, с высот которых можно было углядеть будущее.

Заметим при этом, что небоскреб это не просто высотное здание, обладающее очевидными социальными функциями. Небоскреб – это ориентир, ориентир и примета урбанизированного и технологичного 20 в. И в этом смысле небоскреб является органичным следствием авраамической идеи высотных зданий, столь ярко раскрывшейся в традиционной архитектуре Ислама. Появление небоскреба обязано динамике вероятностной логики топологической трансформации архитектурных идей, понятий, образов, сложившейся в авраамической традиции.

С этой точки зрения разрушение небоскреба есть принесение жертвы. Другими словами, случившееся – жертвенное Событие. Но кто приносит эту жертву? Кто, образно говоря, является жрецом, приносящим в жертву современную цивилизацию? И второй вопрос: кому и во имя чего приносится эта жертва?

Самолет – вот орудие жертвоприношения. Самолет подобен крыльям Икара, который подлетел близко к солнцу, воск расплавился и Икар упал. Крылья, терпящие не просто бедствие, но много более того, служащие указанием на бедствие. Это – логика мышления человека, выросшего в лоне европейской культуры.

Самолетом управлял араб-Икар, но взрастил его, его духовный отец-Дедал – европеец (или американец). Вывести столь мудреную цепочку топосов европейской культуры не мог араб. Дело не в сложности логики. Дело в ее стилистике. Понятно, что целью жертвоприношения была современная экономика. Руками арабов кто-то приносит ее в жертву.

Итак встает вечный вопрос. Кому выгодно принесение в жертву современной экономики? не важно средство, важна цель как значение и последний член топологического ряда свершившегося События.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal

Добавить комментарий